И с призраком дружил: как получивший Нобелевку поэт стал предметом шуток

Одни считали его гением, другие — сумасшедшим. Знаменитый ирландец, удостоившийся Нобелевской премии по литературе «за вдохновенное поэтическое творчество, передающее в высокохудожественной форме национальный дух», устраивал спиритические сеансы, «дружил» с призраком из другой эпохи и пересадил себе железы обезьяны.

Знакомьтесь: Уильям Батлер Йейтс.

Рождение мечтателя

Его детство прошло в пригороде Дублина, где пейзаж составляли море и горы, где мальчишкой он заслушивался рассказами рыбаков о неведомых чудесах и таинственных духах. Да и в мире собственных фантазий ему было где развернуться.

Ночью он потихоньку мог ускользнуть из дома и, спрятавшись в пещере у моря или под открытым небом в зарослях рододендронов, при свете свечи воображать себя мудрецом или магом. А потом был Лондон, где «странного Вилли» невзлюбили и частенько поколачивали, ведь он был ирландцем.

«Я похоронил свою юность и возвел над ней гробницу из облаков», — с горечью писал 23-летний Йейтс.

В художественной школе он сблизился с Джорджем Расселлом, впоследствии известным теософом. Они подолгу рассуждали о мистике и даже создали общество для изучения магии и восточных религий. Йейтс возглавил его.

В 1888 году поэт впервые в жизни попал на спиритический сеанс. На нем он пришел в необъяснимое возбуждение и ощутил острую потребность обратиться к Богу, но не мог вспомнить ни одной молитвы.

Тогда он начал биться головой об стол и декламировать первые строки из «Потерянного рая» Мильтона. Поэта охватил ужас от того, что его тело временно перестало ему подчиняться и стало подобно «внезапно распрямившейся пружине». После этого припадка с сеансами он на время завязал.

Вообще же все, знавшие его, соглашались: Йейтс порой ведет себя странно — и не только во время общения с духами, но и на улице среди людей. Он мог ни с того ни с сего начать размахивать руками, громко декламировать стихи или, наоборот, что-то тихо бормотать себе под нос.

Всякий раз, наблюдая это, полицейские никак не могли решить — то ли его забрать в участок, то ли позволить чудить дальше. И все же чаще на него махали рукой: «Это у него поэзия в голове бродит!» Спасибо, что оставляли странного прохожего в покое.

Эпоха Возрождения: почему пророк золотого века считал ее «смертью всех вещей»

Любовь и дружба с призраком

В 1889 году в жизни Уильяма произошли важные события. У него вышла первая книга, а еще он встретил любовь всей своей жизни — Мод Гонн.

«Я не думал, что когда-нибудь увижу такую красоту в земной женщине…» — с трепетом вспоминал он через много лет.

Но юную особу, сразу же завладевшую его сердцем, сжигала жажда освободительной борьбы. Она была этакой ирландской Жанной д’Арк! Полная его противоположность, а они, как известно, притягиваются. Вот и наш мечтатель был покорен деятельной красавицей.

Уильям несколько раз делал возлюбленной предложение руки и сердца, но она всякий раз отвечала ему отказом. Много лет спустя она призналась ему, что еще в юности заключила сделку с дьяволом, которая принесла ей немало трагедий.

И все же любовь к Мод, пусть и безответная (за время знакомства, кстати, он написал ей около 300 писем и все ее ответы бережно хранил), дала мощный толчок вдохновению поэта. Он включился в ирландское движение патриотов, сочинял статьи, выступал с громкими речами на собраниях.

В мире духов тем временем Йейтс нашел двойника — искателя приключений, жившего несколькими веками ранее, Льва Африканского. Йейтс впервые «встретил» его на очередном спиритическом сеансе. Причем Лев поначалу «возмущался»: как это поэт о нем никогда не слышал?! А потом они стали «дружить»: человек из плоти и крови и призрак с того света.

Йейтс считал его своим мистическим отражением, которое воплощало в себе все те качества, коими он хотел бы обладать. По признанию поэта, Лев много раз давал ему полезные советы с помощью автоматического письма: рука Йейтса выводила на бумаге слова под диктовку призрака. Со временем влияние духа на Йейтса стало ослабевать, а их «переписка» и вовсе прекратилась.

Зато у поэта появился наконец реальный преданный друг — леди Грегори. Состоятельная и умная женщина (ее покойный муж был губернатором Цейлона) стала опекать Йейтса. В тот момент он был на грани срыва и физического истощения, у него подозревали туберкулез.

Гостеприимная дама не только предоставила ему возможность безмятежного отдыха и плодотворной работы в ее имении вблизи Горта, но вообще стала принимать горячее участие во всех его делах.

Защита от хаоса

Первое десятилетие XX века стало самым непродуктивным для лирики Йейтса. Ему некогда было писать. Он в это время занялся Ирландским национальным театром, или Театром Аббатства.

В этом новаторском храме искусства впервые в мире применили так называемые «ширмы Крэга», абсолютно новую сценографию: вместо реалистических декораций — передвижные модули и активная работа со светом. Его театр пользовался небывалым успехом! За несколько лет он стал важнейшим центром культуры Дублина.

Йейтс же все равно был недоволен: его мечта об идеальном театре, наполненном поэзией, не сбылась. Увы, он не мог изменить ни зрителей, ни авторов, так что в основе репертуара были «обычные», реалистические пьесы, успех которым нередко приносил всего лишь мелодраматический эффект.

В 52 года Йейтс наконец распрощался с холостяцкой жизнью. Его избранницей стала 25-летняя Джорджи Хайд-Лис. Поэт с радостью окунулся в семейные заботы, наслаждался ролью отца… Кроме того, он разглядел в своей жене исключительные способности медиума.

Благодаря их совместным занятиям автоматическим письмом родилась книга «Видение». Йейтс писал другу:

«Не уверен, будет ли у читателей отклик на эту книгу, быть может, нет. Для меня же она превратилась в последний способ защиты против мирового хаоса».

Признание и вторая юность

В 1922 году Йейтс увлеченно занялся политикой, став сенатором Ирландского государства, а через год ему вручили Нобелевскую премию. Йейтса наперебой называли гением кельтского возрождения.

«Он достиг того, чего добиваются лишь немногие поэты, — сберег тесную связь со своим народом», — отмечали академики.

Нобелевская лекция называлась «Ирландское драматическое искусство». Таким образом его лирику оценили выше драматургии, а сам Йейтс отметил:

«Возможно, английские комитеты никогда не озвучили бы моего имени, если бы я совсем не создавал пьес, не делал публикаций на тему театра, если бы моя лирика не была созвучна языку, звучащему со сцены».

На закате жизни Уильям Йейтс почивал на лаврах — роль живой легенды пришлась ему по душе. В поэзии он сосредоточился на собственном образе. Откровенничал перед читателями о своем мужском бессилии и попытках борьбы с ним.

Когда средств подобных «Виагре» еще не существовало, мужчины в борьбе с импотенцией порой прибегали к сомнительным процедурам. Вот и стареющий стихотворец решился на рискованную операцию: в Австрии ему сделали популярную в то время «операцию Штейнаха» — вазэктомию.

Ее нахваливали как верный способ возврата мужской силы. Кстати, такую же операцию, правда с неудачным результатом, перенес Зигмунд Фрейд. Йейтсу пересадили обезьяньи железы. Это помогло ему, по его словам, «оживить не только его творчество, но и жажду страстной любви».

Он и впрямь ощутил приход «странной второй юности» и даже закрутил роман с молоденькой актрисой Марго Раддок. Однако слухи об операции поэта быстро разнеслись по свету, и он на старости лет превратился… в объект насмешек.

Писатель Фрэнк О’Коннор иронично сравнил его операцию с «починкой старого «форда», где мотор поменяли на двигатель от «кадиллака». Шутники замолчали, лишь когда Йейтса не стало — зимой 1939 года, когда в преддверии лихих лет «все собаки Европы неистово лаяли во мраке».

В элегии «Памяти У. Б. Йейтса» знаменитый поэт Уистен Оден грустно отметил: «Сосуд Ирландии опустошен, поэзия вытекла из него».

Наталья Рождественская