Шпана, а не ребенок: как Лев Дуров лупил директоров школ и держал в страхе весь район
Будущей звезде маячила перспектива стать уголовным авторитетом. Но однажды случилось чудо..
У Высоцкого есть песня «Я рос, как вся дворовая шпана», – посмеивался Лев Дуров (†83). – Про меня! В яблочко! Соседки качали головами: «В семье не без урода!» Вот и у интеллигентной четы Дуровых – Вали, работающей в военно-историческом архиве, и Кости, специалиста из «Союзвзрывпрома» – «народился шантропень». Головная боль родителей! Отпетая шпана, он лупил директоров школ и держал в страхе жулье!
«Ну что, немец?! Чего не скалишься?!»
В Москве было четыре криминальных района: Марьина Роща, Измайлово, Сокольники и наше Лефортово, – рассказывал народный артист СССР. – Жизнь ребятни этих мест проходила в голубятнях. Там собирались все: карманники, домушники, гопстоповцы, хулиганье. Но никто ни на кого никогда не стучал! Я был из тех пацанов, что плохо учились, говорили «на мате», цыкали сквозь зубы, курили «бычки-слюнявки» и были желанными гостями в милиции: за драки и «нарушение общественного порядка». Взрослые жулики меня уважали. А ровесники побаивались. Знали: морду, если что, разворочу «на раз-два». Но хлестались мы до первой крови. А потом мирились!
Левке было девять лет, когда началась война. Враг встал у Москвы, отец ушел на фронт, на людей посыпались похоронки, а на город – бомбы.
Среди них «зажигалки», – вспоминал Дуров. – Обезвреживала их в основном ребятня. Я сам почти 50 штук затушил.
И вот однажды, стоя на крыше и пихая бомбу в песок, Лева увидел низко летевший немецкий самолет. Летчик сидел в кабине, смотрел в упор на мальчишку и ухмылялся.
А потом нагло так подмигнул! – объяснял Дуров. – И улетел, куражась от своей безнаказанности. Ох, какая ярость поднялась во мне! В злобе я орал в небо что-то очень нехорошее…
А в 44-м, когда пленных немцев вели по Москве, Дуров… увидел «своего» фрица!
Я узнал его, он же мне постоянно снился, – говорил артист. – И заорал: «Эй, посмотри на меня! Вспомнил?! Ну что, немец?! Чего не скалишься теперь?!» Летчик поднял глаза, вздрогнул и побледнел. Узнал…
Во время войны Левка впервые проявил свой артистический дар.
Мы, пацаны, ходили в госпиталь к раненым, – сообщал мэтр. – Читали стихи, пели, плясали. Я исполнял частушки. Например, такие: «Сидит Гитлер на заборе, просит кружку молока, а колхозник отвечает: «Хрен сломался у быка!»
«Будешь знать, дылда, как детей бить!
А вот с учебой в школах у Левы не складывалось.
Выгоняли за разное, в том числе за подножки или «нечаянное» бодание в живот взрослых, – смеялся Дуров. – Но однажды я ушел сам, после первой же перемены. Директором той школы была дама с погонялом «Таракан». Громадная и с усами, как у Буденного. На перемене я подрался с новыми одноклассниками. А «Таракан» отлупила меня по лбу большим ключом! Приговаривая: «В нашей школе драться нельзя!»
Я этот ключ у нее выхватил и, встав на бочку из-под фикуса, надавал им «Таракану» по башке. Тоже приговаривая: «Будешь знать, дылда, как детей бить!
А как-то Леву привел домой, держа за ухо, милиционер. Дурова поймали на «месте преступления» вместе с его «бандой». Застукали за любимым развлечением!
Мы на помойке кошек ловили, – каялся Лев Константинович. – И спускали их с крыши по водосточной трубе. По знаку пацана, что стоял внизу на шухере. Завидев прохожего, он давал отмашку. И орущий кошак несся вниз. Вырывался из трубы и хватался за ногу обреченного! Тот начинал вопить и срывался с места. А кошка боялась отцепиться! Вместе они неслись до автобусной остановки, где их уже расцепляли люди. Мы хохотали до слез!
Но как-то «жертвой» оказался милиционер…
Леве везло, что в семье Дуровых было правило: детей нужно воспитывать словами, а не ремнем. Но однажды терпение отца кончилось.
«Для меня открылся другой мир!»
Добился-таки, что папа выпорол, – вздыхал актер. – От войны осталось много трофейного оружия. У меня на чердаке была спрятана даже пушка-пулемет с «Юнкерса-88». И вот дома разбирал парабеллум. Вдруг слышу – отец идет. Ну я и пихнул парабеллум под кровать, а патроны… в печку! Они как давай рваться! Когда пальба кончилась, отец отлупил меня. Знатно! Три дня сесть не мог. «Дуров, сядь!» – злились учителя. «Не могу, – шептал. – У меня чирей!» Но когда все поджило, опять взялся за свое!
Будущей звезде маячила перспектива стать уголовным авторитетом. Но однажды случилось чудо… После очередной драки его остановил знакомый пацан: «Слушай, Седой, не надоело кулаками махать?» – «Ча-а-аво?!» – «Да ничаво! Пойдем со мной в драмкружок!»
Я вдруг вспомнил свои выступления в госпитале, – улыбался мэтр. – Вытер кровь с разбитого носа и решил: «А пойду!» Для меня открылся другой мир! Сцена захватила целиком. С трудом «вытянув» аттестат, поступил в Школу-студию МХАТ. И вскоре… стал получать за отличную учебу повышенную стипендию. Удивительные вещи творит найденное по душе дело…