Майя Плисецкая — балерина планеты Земля

Плисецкая побила очень надолго (если не навсегда) любые возможные балетные рекорды. Эта балерина станцевала все, что в принципе можно было станцевать на балетной сцене, плюс еще — что хотела.

У Майи Михайловны было несколько собственных, только для нее поставленных спектаклей, и почти все они стали вещами классическими. История мирового балета подобных аналогов не знает.

Наконец, ни одна современная балерина, не говоря уже о танцовщицах прошлого, даже приблизиться не может к той непостижимой для человеческого воображения численности выступлений, которые были в активе Плисецкой.

Остаться собой

Много лет назад, 15 мая 1978 года, жизнь неожиданно и щедро подарила мне встречу с Майей Плисецкой. Впрочем, тогда, в молодости, когда все моря были по колено, я не очень глубоко осознал всю уникальность случившегося. Понимание пришло с годами…

Майя Михайловна всегда удивляла, потрясала, а порой и умиляла меня во всем. Принесешь цветы — обязательно сама их подрежет, увядшие листочки отщиплет и букет в вазу водрузит. Начнет чаем угощать (у нее всегда был какой-то королевский чай из Англии) — опять же сама и заварит, и нальет, и всякой снедью к напитку попотчует.

А ведь была у балерины на ту пору домработница, добрейшей души человек, тетя Катя. Она норовила избавить хозяйку от лишних хлопот. Но не тут-то было…

Часами, завороженный, я мог внимать Плисецкой. Говорила она всегда отчетливо, как дикторша. Речь обильно сдабривала юмором и даже анекдотами. Ничуть не заботилась о том, какое впечатление производит. Никогда не пыталась казаться лучше самой себя.

Я всегда привлекала к себе внимание людей своим танцем. Для вящей славы мне не нужны были ни скандалы, ни поддержка власть имущих. Ну хорошо, здесь мне кто-то поспешествует.

А за границей? Там ведь нужен товар лицом. Я всегда своим делом жила. Балетом жила. Мало только сделала. Куда больше могла. Но и на том спасибо. Спасибо природе своей, что выдюжила, не сломалась, не сдалась. Характер — это и есть судьба.

Некоторые ваши «поклонники» считают, что многие ваши проблемы здесь, в России, были следствием конфликтности вашего характера.

Тут терминология неверна. Я не конфликтна, а независима — это разные вещи. Может быть, срабатывал мой ярко выраженный индивидуализм. Я же с детства была непокорной, убегала из детсада, из школы. Сколько себя помню, всегда остро ненавидела так называемую общественную жизнь и получала за эту свою строптивость кучу неприятностей.

Повторяю вам: всегда была непокорной. У моего лебедя, кто помнит, голова и руки назад устремлены. Откуда? От Анны Павловой, у которой все — вперед. Ненавижу подражать, ненавижу подражателей. Как говорил Дебюсси, «Боже, спаси меня от дебюссистов».

Другое дело — учеба. Читая Пушкина, Толстого, Чехова, Достоевского, Мериме, я всегда превращалась в самую прилежную ученицу. Ибо по-настоящему творить можно лишь тогда, когда проникаешься не только идеей, но и самим духом произведения.

Майя Михайловна, вас действительно всю жизнь тянуло к драме?

Святая правда. Был даже момент, когда я собиралась оставить балет. Рубен Николаевич Симонов звал меня в свой театр. До конца жизни он с грустью повторял: «Ты, Майя, загубила в себе прекрасную драматическую актрису».

Возможно, он и был прав. Как знать… Но, закончив хореографическое училище, я сразу же поступила в Большой театр, и у меня с первого же сезона появился репертуар. А кто же по своей воле бросает Большой? Так что любовь к балету пришла через работу…

Неужели вам не надоедало из года в год танцевать одни и те же партии?

Еще как надоедало. И самые замечательные балеты мне приедались. Даже «Лебединое озеро». Ведь я выступала с ним более тысячи раз только на сцене Большого. А по миру? А на грузовиках во время войны?

Конечно, надоедало хуже горькой редьки. Тогда я либо реже танцевала партию, либо выступала с другой ее редакцией. Сам танец, как хлеб человеку, никогда мне не приедался, так уж я, видно, устроена. А «Кармен-сюиту» я могла танцевать хоть каждый день…

Вы много поработали для телевидения. Что испытываете, когда смотрите себя на экране?

Острое, жгучее желание все или почти все переделать. Фильмов после меня как раз осталось очень мало. Я слишком требовательной была, когда дело касалось записи. Хотя прекрасно понимала: съемки для балетного артиста — единственная возможность сохранить, зафиксировать сделанное.

Говорю это вовсе не потому, что всматриваюсь в зеркало истории. Мудрое время все равно свои акценты расставит…

Майя Михайловна, а ваша ошеломляющая известность на такой длинной временной дистанции вас не угнетает?

Вот я вам расскажу лучше одну притчу. К старому художнику приехал поэт. Когда они гуляли, старый мастер первым здоровался со всеми встречными. Поэт поинтересовался, все ли эти люди знают мастера. А художник ответил: «Не важно, знают ли они меня, важно, что я знаю людей…» Я разделяю такой взгляд.

…Многажды мне доводилось бывать на московской квартире супружеского творческого тандема Щедрина и Плисецкой. С конца 1970-х и до тех пор, покуда они не уехали в Германию, я не пропустил ни одно их выступление в Москве. Вообще с Майей Михайловной и Родионом Константиновичем общаться было сплошное удовольствие. Уже на второй, третьей фразе я напрочь забывал, что передо мной мировые знаменитости.

«Я же памятник!»

Плисецкая всего в жизни добивалась сама, причем всегда вопреки жутко неблагоприятным обстоятельствам. Для тоталитарной системы строптивость являлась самым страшным грехом. Некоторых творцов она навсегда истребляла. С Плисецкой не получилось.

В самый разгар застоя в Доме литераторов состоялся творческий вечер Плисецкой. Она к нему готовилась очень обстоятельно, поскольку танцевать перед писателями не собиралась, а только отвечать на их вопросы согласилась. Ну, доложу вам, то были и ответы. Сердобольные московские интеллектуалки в возрасте валидол глотали:

Господи, да что же она говорит такое! Они же ее посадят!

Потом Майя Михайловна мне сказала:

Мишенька, ну кто ж меня посадит? Я же памятник!

Она была великой, самоотверженно бесстрашной и в бытовой, и в творческой, и в общественной жизни. Она никогда не подписывалась ни под какими осуждающими заявлениями и петициями. А понуждали ее к тому круто и нахраписто, как умели это делать столпы тоталитарной системы.

Но не из того теста была эта миниатюрная хрупкая женщина. Она никогда не отступала от намеченной цели. И потому всегда побеждала. Все сдюжила, все перетерпела и осталась сама собой.

Михаил Захарчук