Как в СССР Рождество запрещали

Большевики жаждали не только социального переустройства общества, но и полной перестройки сознания масс, они хотели воспитать нового человека, лишенного каких бы то ни было «религиозных предрассудков». Рождество как «буржуазный пережиток» тоже попало под удар. Поэтому почти 20 лет коммунисты пытались отменить и сам праздник, и рождественскую елку.

Пир горой
До Октябрьской революции Рождество было одним из самых любимых праздников в России. Его отмечали 25 декабря по принятому в Русской православной церкви юлианскому календарю. Сначала «шесть недель постились, ели рыбу, кто побогаче — белугу, осетрину, судачка, наважку; победней — селедку, сомовину, леща», — вспоминал писатель Иван Шмелев.

Заранее готовили подарки, украшали дома, наряжали елку. В крупных городах и селах устраивали рождественские базары, куда стекались обозы с разнообразными товарами.

«Везут свинину, поросят, гусей, индюшек — «пылкого морозу». Ряб- чик идет, сибирский, тетерев- глухарь», — описывал ярмарки Шмелев.

Торговля шла прямо с саней, товар никто не взвешивал.

«Широка Россия — без весов, на глаз», — восхищался писатель.

По-особенному украшались церкви — лапником, свечами, елью, белыми цветами. К празднику готовили вертепы — ящики с куклами, как правило двухэтажные, изображавшие Деву Марию с маленьким Иисусом, Иосифом, ангелами, волхвами, домашними животными. Вертепы неизменно собирали множество зрителей.

В ночь на Рождество во всех храмах совершалась праздничная литургия, по окончании которой верующие поздравляли друг друга. В праздничный день люди обменивались подарками, устраивали застолья и лакомились блюдами, приготовленными специально к торжеству.

Во время щедрой трапезы можно было отведать заливного поросенка, жареного гуся с яблоками или кислой капустой, телячий окорок, колбасу и, конечно же, пироги с ягодами, уткой, визигой, индейкой, рыбой. Без рождественского пирога пир был не пир.

На Рождество работать было грех, не разрешалось даже рукодельничать. А вот навещать близких, подавать милостыню нуждающимся считалось делом богоугодным. И конечно же, полагалось веселиться и развлекаться.

Увеселительных заведений тогда было немного, поэтому люди с удовольствием наряжались в костюмы медведей, волков, коз, солдат и шли колядовать. За поздравительные песни хозяева давали колядующим пряники, пироги, ватрушки, колбасу, квас, иногда деньги.

Новый год широко нигде не отмечался. Его встречали по-семейному, тихо и спокойно. Играли в карты, гадали, ужинали. В 12 часов ночи поднимали бокалы и расходились спать.

Традиция встречать Новый год в ресторанах и трактирах появилась лишь в конце XIX века. Купцы и фабриканты облюбовали ресторан «Метрополь», биржевики — «Большой Московский», иностранцы — «Эрмитаж», а богема — «Яр». Федор Шаляпин оставил воспоминания о встрече Нового года в «Яре»:

«Горы фруктов, все сорта балыка, семги, икры, все марки шампанского и все человекоподобные во фраках. Некоторые уже пьяны, хотя двенадцати еще нет, но после двенадцати пьяны все поголовно».

В архив истории
Большевики не только свергли старый строй, но и буквально перевернули время. Люди уснули 31 января 1918 года, а проснулись… 14 февраля, когда вступил в силу «Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря».

Православная церковь не признала григорианский календарь и продолжала жить по юлианскому. Началась путаница с празднованием Рождества. В то время как Европа по-прежнему отмечала его 25 декабря, у нас дата сдвинулась на 7 января. Верующие оказались в растерянности, изменение календаря воспринималось ими как нарушение жизненного уклада с привычными датами празднования церковных торжеств. Одни продолжали отмечать Рождество 25 декабря, другие — 7 января. Но это было еще полбеды.

Большевики никогда не скрывали своей богоборческой позиции. Еще в 1913 году В. И. Ленин писал Максиму Горькому:

«Всякий боженька есть труположество — будь это самый чистенький, идеальный, не искомый, а построяемый боженька, все равно. Всякая религиозная идея, всякая идея о всяком боженьке, всякое кокетничанье даже с боженькой — есть невыразимейшая мерзость, самая гнусная зараза».

Неудивительно, что с первых дней новая власть объявила «боженьке» войну. Борьба с церковью приравнивалась к борьбе с контрреволюционерами. При этом представители церкви не собирались вступать в конфронтацию с большевиками, но для революционеров любой носитель религиозной идеи представлялся конкурентом в борьбе за умы людей, поэтому подлежал устранению.

Уже в Декрете о земле, принятом на второй день существования новой власти, предусматривались масштабные антицерковные мероприятия. Земельная собственность вместе с «живым и мертвым инвентарем» подлежала национализации. Поначалу изъятие земель было оформлено только на бумаге, но вскоре большевики показали, что слова у них не расходятся с делом, и в начале 1918 года занялись экспроприацией земель у церкви. Дальше — больше.

23 января 1918 года был подписан «Декрет об отделении церкви от государства и школы от церкви». Это означало запрет и ликвидацию церкви как института. Восьмой отдел Наркомюста, которому было поручено выполнение ленинского декрета, так и назвали «Ликвидационным». Его руководитель Петр Красиков четко следовал поставленной перед ним задаче: «…путь, как религии, так и всем ее агентам, — это путь в архив истории».

Молодую страну охватила агрессивная антирелигиозная пропаганда. С началом 1920-х годов она достигла невиданного размаха. В 1922-м появилась газета «Безбожник», вслед за ней одноименный журнал, затем журналы «Безбожник у станка», «Атеист», «Антирелигиозник», «Юные безбожники» и другие печатные издания. А в 1925 году вновь образованное общество Союз воинствующих безбожников поставило своей главной целью
борьбу с религией во всех ее проявлениях.

Праздничный террор
С 1922 по 1925 год в стране развернулась мощная антирождественская кампания. Главным орудием в борьбе с любимым праздником стало «комсомольское рождество».

Накануне 25 декабря комсомольцы устраивали массовые уличные шествия с ряжеными, изображавшими попов, буржуев, царей. Пародируя церковный ход, вместо хоругвей революционная молодежь несла карикатурные плакаты и чучела богов и святых — Иисуса Христа, Богоматери, Николая-угодника, а заодно Будды и Аллаха. Шествия направлялись к церквям и монастырям, их обходили по кругу с антирелигиозными песнями, речевками и частушками, затем на площадях сжигали «реквизит», а ряженые комсомольцы танцевали и прыгали через костер. Потом перемещались в клуб, где проходил антирождественский вечер с лекциями. Некоторые особо ретивые безбожники подходили к делу с фантазией.

Так, в 1922 году в одном из воинских подразделений Красной армии на сцене установили высокую ветвистую елку, на нее вместо привычных игрушек повесили проткнутые штыками и щепками куклы Юденича, Деникина, Махно, Колчака, а рядом установили большое чучело, символизирующее мировой капитализм.

Союз воинствующих безбожников не стеснялся действовать агрессивно: врывался в храмы, выносил и разбивал иконы, угрожал и избивал верующих. Но руководство Союза все же делало ставку на высмеивание религиозных привычек и традиций. Так, в Ростове-на-Дону было зафиксировано шествие с огромным чучелом «еврейского бога», наряженного в золотую корону с папироской в зубах.

Надпись на плакатах гласила: «Бог один и в то же время их трое: это противоречит таблице умножения». «Мулла» обнимался с чертом в камилавке, кадил из консервной банки мазутом на «Богородицу», а «Николай-угодник» благословлял «святых» бутылкой самогона и целовался взасос с «Моисеем», а вокруг всего этого бедлама козлом скакал католический ксендз.

Партия привлекала к проведению мероприятий даже детей. Школьники устраивали представления «Поход пионеров в небо», во время которого Бога изображали в виде снеговика: в финале тот, разумеется, таял на костре.

Поначалу «комсомольское рождество» проводили только в Москве и Петрограде, потом кампания захлестнула всю страну. Только с декабря 1922-го по январь 1923-го агитационные мероприятия прошли в 400 городах.

Антирождественские представления не всегда находили поддержку у населения. Случались стычки и конфликты, часто заканчивавшиеся потасовками. Родители запрещали детям участвовать в агитационных представлениях, в семьях на религиозной почве случались ссоры.

Народ препятствовал осквернению и закрытию храмов. Когда оцепляли храм Христа Спасителя, выносили из него убранство, а потом несколько раз взрывали, люди стояли и крестились — только так они могли выразить свой протест. В Таганроге возмущенная закрытием храма толпа бросилась на площадь, где комсомольцы жгли иконы. Вызванные на подмогу работники ОГПУ потребовали разойтись и, когда люди отказались, по ним открыли огонь. Три женщины и два ребенка получили ранения.

Правильная елка
Несмотря на запреты и репрессии, Рождество продолжали праздновать. Некоторые священники тайно на свой страх и риск проводили праздничные службы на дому. Монашки из Дивеевского монастыря вплоть до ареста в 1927 году ходили по домам с рождественскими песнопениями. В Псково-Печерском монастыре, который не закрывался даже в годы самых яростных гонений на церковь, проводили праздничные службы, и на них собирались верующие со всей страны.

Дома на Рождество доставали иконы, зажигали лампадки, отмечали праздник. Молодежь, особенно в деревнях, молилась вместе со старшим поколением, а в Святки ходила колядовать и петь. Запугать весь народ было невозможно. Знаменитый писатель Михаил Пришвин писал: «Пусть отменят Рождество, сколько хотят, мое Рождество вечное».

Особенной народной любовью пользовалась рождественская елка. В декабре 1924 года детский поэт Корней Чуковский с сарказмом записал в дневнике:

«Единственная добывающая промышленность — елки. Засыпали елками весь Ленинград, сбили цену до 15 копеек. И я заметил, что покупаются елки главным образом маленькие, пролетарские — чтобы поставить на стол».

Но «Красная газета» в том же году напечатала: «…заметно, что рождественские предрассудки — почти прекратились. На базарах почти не видно елок — мало становится бессознательных людей».

Победить Рождество и елку так и не удалось. Тогда в 1929 году вместо обычной недели власть установила 5-дневку: четыре рабочих дня и один выходной. Праздничными днями стали День В. И. Ленина 22 января, 1, 2 мая и 7, 8 ноября. Большинство церковных праздников приходилось на рабочие дни. За празднование Рождества грозило увольнение с работы, за установку елки — большой штраф. Из продажи изымались рождественские открытки и елки. Но и это не помогло.

В 1935 году коммунисты капитулировали перед елкой: 28 декабря в газете «Правда» появилась небольшая заметка украинского партийного функционера Павла Постышева «Давайте организуем к Новому году детям хорошую елку».

«В дореволюционное время буржуазия и чиновники буржуазии всегда устраивали на Новый год своим детям елку. Дети рабочих с завистью через окно посматривали на сверкающую разноцветными огнями елку и веселящихся вокруг нее детей богатеев, — сетовал коммунист. — Почему у нас школы, детские дома, ясли, детские клубы, дворцы пионеров лишают этого прекрасного удовольствия ребятишек трудящихся Советской страны?»

Старый большевик обвинил в недосмотре «левых загибщиков» и призвал вернуть детям елку. И разумеется, эта инициатива не могла пройти без личного одобрения Сталина.

Вскоре к Новому году по всему СССР засверкали красавицы елки. Рождественское дерево перестало быть «буржуазным предрассудком». В следующем, 1936 году первая новогодняя елка прошла в Колонном зале Дома Союзов, а еще через год ее посетили Дед Мороз и Снегурочка.

Так в Стране Советов возник новый праздник, из которого удалили всю религиозную составляющую и наполнили его «правильным» советским содержанием.

Ирина ПЕРФИЛЬЕВА