«Дрался, воровал, стоял на стреме…»: что спасло Альберта Филозова от тюрьмы
Отца артиста объявили «врагом народа» и расстреляли.
Альберт Филозов
В 1933 году в Свердловск прибыла группа польской молодежи. Среди них – белокурый Леонид Филозов с голубыми, как небо, глазами. В СССР он нашел и новую жизнь, и любовь, и… быструю смерть!
«Расстрелян, как паршивая собака!»
Устроившись на кондитерскую фабрику, поляк влюбился в красавицу украинку Екатерину.
– Семья мамы – из-под Мелитополя, – рассказывал Альберт Филозов. – Они были зажиточными крестьянами. Во время столыпинских реформ переехали в Сибирь и зажили еще богаче. Но в начале 30-х деду пригрозили: «Уезжай-ка, покуда жив, Кузьма Алексеевич! Все равно ведь раскулачим!»
И семья, бросив все, перебралась в Свердловск. Леня и Катя поженились, но счастье их продлилось всего два года. В ноябре 1937-го Филозова увез «воронок». На следующий день чекисты объяснили зареванной Катерине:
– Муж твой – недобитый шляхтич, враг народа! За что и расстрелян, как паршивая собака!
– Мне тогда было четыре месяца, – вздыхал актер. – Поэтому об отце я больше ничего сказать не могу. Даже фотографий его нет – родные куда-то спрятали.
Потом умер дед. И Екатерине пришлось трудиться на нескольких работах.
– Была и киномехаником, и бухгалтером, и в музее дежурила, – вздыхал Альберт Леонидович. – Но жили мы все равно бедно. Воспитывала меня бабушка. Маму я почти не видел и звал ее Катей. Потому что воспринимал как старшую сестру.
Только лет в 20 осознал, что это неправильно. Но слово «мама» произнести так и не смог. И когда Кати не стало, я испытал чудовищную боль, потому что дал этому человеку так мало нежности и любви!
Альберту было четыре года, когда началась война.
– Она запомнилась изнуряющим, непроходящим чувством голода, – рассказывал 78-летний народный артист России. – Если удавалось добыть хотя бы картофелину, это считалось невероятной удачей! Ее сосали, как сладкий леденец!
Досыта я наелся хлебом лишь в 1947 году, когда отменили карточки. И не поверите! Почти до середины 70-х меня мучил панический страх: вот приду домой, а кушать нечего и купить негде…
Называл себя «ветошью»: почему звезда «Девчат» Рыбников не дотянул до 60
«Дрался, воровал, стоял на стреме…»
Альберт рос хлипким мальчиком, часто болел, за что получил прозвище «Мимозов». Однако шпана его уважала.
– И то, что я был сыном «врага народа», никак не сказывалось, – признавался артист. – Ведь в то время Свердловск был полон ссыльными, отщепенцами, бандитами, беспринципным хулиганьем. Поэтому в школе к моему «происхождению» отнеслись спокойно.
Рос я «уркаганистой» атмосфере. Дружил с шушерой и сам был шушерой. Дрался, воровал, стоял на стреме и с придыханием слушал рассказы «блатных» о тюремной жизни и «романтике». Каждому пацану было ясно: рано или поздно он сядет. И я был тоже уверен: «Закончу дни на зоне!»
Любимым развлечением было бить окна в новых каменных домах. Мальчишкам казалось: там живут богатые, которые едят досыта, одеваются не в отрепье и моются в горячей воде, которая течет прямо из крана! Зависть и чувство несправедливости вызывали злобу. Вечерами раздавалось:
– Мимозов! Мы буржуев казнить! Ты идешь?!
Конечно, он шел! И рано или поздно парнишку упекли бы на нары. Однако от этой незавидной участи мальчика спасла… литература.
– Читать я научился лет в пять, – улыбался Альберт Леонидович. – И год от года мир книг затягивал все сильнее. Подростком, когда жизнь гопоты должна была окончательно засосать, я понял, что мне интереснее в библиотеке, чем на улице с дружками.
Так Альберт отошел от приятелей, многие из которых потом погибли в поножовщине или отправились на зону. А самый близкий друг – карманник Витек – умер от гангрены. Убегая от милиции, прицепился к буферу трамвая. Каким-то образом ступня оказалась на рельсах… Врачи ногу не спасли – отрезали. Но ампутация не помогла.
– Горький урок! – вздыхал актер. – Отрезвивший меня навсегда.
«Ну кто еще у нас артист, если не ты?!»
В 16 лет Альберт пошел работать токарем на шарикоподшипниковый завод.
– А другого выбора и не было! – разводил руками народный артист России – Я желоба в подшипниках делал. Станки были ужасные – руки у меня пестрели металлическими заусенцами. Боль страшная! И долго потом я еще вытаскивал из кожи эти железные занозы.
Он думал, что проведет на заводе всю жизнь. Но вмешался Его Величество Случай. Летом 1955 года в Свердловск приехал на гастроли МХАТ.
– Алька! – ворвался к Филозову друг. – Представляешь, они объявление повесили, что набирают студентов в свою школу-студию! Давай на прослушивание! Ты же можешь! Ты же в лицах все из книг пересказываешь! Ну кто еще у нас артист, если не ты?
Филозов почесал затылок, подумал и…
– Махнул рукой: «А почему бы и нет?!» – смеялся Альберт Леонидович. – Пошел. Но никакого мандража перед комиссией не испытывал. Дескать, возьмут – хорошо. А не возьмут – ну и ладно! Может, поэтому легко прошел все три тура?
А когда объявили: «Вы приняты!» – остолбенел. Господи, боже мой! Да ведь жизнь моя круто меняется! Я буду заниматься тем, что интересно! И не где-нибудь, а в Москве! И в страшном возбуждении кинулся собирать вещи.